Правда о малых гарнизонах. Забытый батальон Великая Отечественная война

По Великой Отечественной войне

В 20-30-е годы ХХ века, как и сейчас, Псковщина была приграничем. Наши соседи не отличались миролюбием, и это, а так же то, что за ними стояли их более сильные покровители, создавало вполне реальную опасность для СССР. Поэтому после событий, известных как "Военная тревога" в СССР 1927-го года на западных границах страны развернулось строительство укрепленных позиций, получивших неофициальное название "Линия Сталина".

Строились укрепленные районы и на территории Псковщины. В 1930-1932 гг. была построена Псковская укрепленная позиция (48 огневых точек), прикрывавшая Псков с запада на Валкском направлении, прикрывавшая броды через Великую и Туховикский мост. Однако в основном граница оставалась не прикрытой.

В 1938 году была принята новая программа строительства укреплений, в ходе которой Псковский укрепрайон усиливался: должны были быть построены Островский, Себежский и Опочецкий укрепрайоны. Вдоль границы закипело грандиозное строительство.

События 1939-40 годов изменили политическую карту и отодвинули границы СССР далеко на Запад. Строительство укрепрайонов на Псковщине перестало быть первоочередной задачей - и оно было свернуто. Уже построенные бетонные коробки ДОТ были законсервированы в разной степени готовности, а находящееся на складах оборудование и вооружение, предназначенное для установки в построенные огневые точки, было отправлено на запад, на строительство новой линии укрепрайонов на новой границе, известной сейчас как "линия Молотова". К строительству Опочецкого УРа вообще так и не приступили.

Начавшаяся война внесла свои коррективы в предвоенные планы. Быстрое продвижение противника вглубь страны заставило советское командование вспомнить об укреплениях на старой границе, в том числе и о недостроенных. Они должны были стать опорой для обороны армий второго эшелона, выдвинутых из внутренних округов. Так Себежский укрепрайон должен был стать опорой для правого фланга 22-й армии генерал-лейтенанта Ф.А. Ершакова.

Немцецкая пехота вышла к линии Себежского УРа 5 июля 1941 года. Утром следующего дня последовали первые атаки.

Из воспоминаний В.Ф. Шмелева, бойца 258-го отдельного пулеметно-артиллерийского батальона (Военно-исторический журнал №5, 2007 год, стр. 67-69):

"До войны я трудился в г. Москве на комбинате имени Щербакова. 23 июня 1941 года утром собирался на работу, но получил повестку о явке к 18.00 в Раменский райвоенкомат. Поехал на комбинат, где получил расчет. В военкомате объявили, что всем, кто чувствует себя здоровым, могут без обследования поставить штамп "здоров". Очередь двигалась быстро.

Вечером отправили в Москву, где формировался 258-й отдельный пулеметно-артиллерийский батальон. Одели в военную форму, выдали оружие. 26 июня поздней ночью в эшелоне отправились в сторону фронта по Ржевской (ныне — Рижской) железной дороге. Поезд шел на запад, как стало известно, в г. Себеж. Предвидя бомбежки, командир батальона выставил на крышу вагона два ручных пулемета, к одному из них приставили меня.

Прибыли. После 25-километрового марша оказались на холмистой местности, окаймлявшей железную дорогу и начиненной дотами. Предназначались они для артиллеристов и имели большие амбразуры; внизу у каждого был устроен колодец с водой, а наверху — наблюдательная площадка, ничем не прикрытая. Выход из дота был отведен в сторону.

Поскольку орудий у нас не было, хотя батальон и назывался пулеметно-артиллерийским, мы закрыли амбразуры мешками с песком. Выкопали траншею от выхода из дота вниз по холму до лощины и замаскировали ее. Приготовили оружие, которым, по совести сказать, мы были оснащены слабовато. Каждый взвод, занимавший один дот, насчитывал в своем составе вместе с командиром пятнадцать человек, на которых приходились по одному станковому и одному ручному пулемету, а также по три винтовки. Фактически больше половины состава оказались безоружными.

4 июля с утра нашему батальону пришлось вести напряженный бой. Немцы вначале открыли артиллерийский огонь, обработав основательно нашу оборону, правда, не нанеся нам потерь, так как все находились в дотах. Когда же они двинулись в атаку, то пулеметный огонь из дотов, расположенных по фронту, покосил их изрядно. Атака захлебнулась. Тогда они, перегруппировав силы, выдвинули орудия на прямую наводку и стали стрелять прямо по амбразурам, вернее, по мешкам с песком, и в дотах появились раненые. Но и из повторной атаки ничего не вышло. Три раза пытались немцы взломать нашу оборону, и все три раза вынуждены были откатываться назад. Наш взвод в бой не вступал, так как амбразура нашей огневой точки была направлена в тыл, о действиях же фронтового дота рассказали добравшиеся к нам оттуда четверо раненых красноармейцев.

Не в состоянии одолеть наш рубеж, фашисты решили обойти его с тыла, однако там наткнулись на наши доты. Мы встретили их губительным пулеметным огнем. Прекратив временно активные действия, противник расположил в укрытых местах снайперов. Если замечал движение, то немедленно летели снайперские пули. Мы потеряли не только всякую подвижность, но и возможность вести повсеместное наблюдение. К нашему доту с закрытой от нас стороны проникли несколько немцев и забросали нас гранатами. Прямого вреда не причинили, поскольку осколки ударили лишь по стенкам хода, но дым от сгоревшего заряда заполнил весь дот. Кто-то крикнул «газы», и мы суетливо надели маски, но очень быстро поняли, что дым - от порохового заряда. Через некоторое время дот, где находился наш взвод, оказался полностью блокированным".

У немцев "честь" штурмовать укрепрайон "в лоб" выпала "эсэсовцам" из дивизии СС "Мертвая голова". Она была сформирована осенью 1939 года в Дахау. В её состав вошли занимавшиеся охраной концлагерей соединения СС "Мёртвая голова" и оборонный батальон СС Данцига.

Из журнала боевых действий дивизии СС "Мертвая голова" (SS-Division «Totenkopf»):

"6.7.1941 в 3.00 наступление после короткой артподготовки на укрепленную позицию противника (из бетонных бункеров) на латышско-русской границе у деревень Брохново-Дуброво-Заситино. Противник жестко, при помощи тяжелого вооружения, оборонял глубокоэшелонированные укрепления. Каждый бункер приходилось брать штурмовой группой саперов. Один бункер защищало 42 русских, среди них 20 евреев. Артогонь противника велся с господствующей высоты южнее Заситино, таким образом, укрепленная позиция имела эффективный огонь перед своей линией. Мост у Заситино при отступлении противником взорван. К 17.00 не смотря на огонь противника мост был восстановлен. Новое наступление на вторую линию бункеров южнее и восточнее Заситино началось в 17.45 и продолжается сейчас. Потери: 50 убито, 160 ранено. Пленных нет". (Перевод Андрея Иванова)

Михаил ТУХ, специально для Псковского агентства информации

Установленной в 1939–1940 годах, после присоединения к Советскому Союзу Прибалтики, Западной Белоруссии, Украины, Западной Украины, Северной Буковины и Бессарабии, по линии старой государственной границы также находилась линия укрепленных районов, которая условно называлась линией Сталина. В советские времена отечественные исследователи и другие авторы, описывающие начальный период войны, в один голос утверждали, что в начале 40-х годов укрепления этой линии были законсервированы, а их оборудование демонтировано. Поэтому о причинах быстрого прорыва противником укрепленных районов второй линии они просто предпочитали не упоминать.

Однажды мне в руки попались номера альманаха «Военно-исторический архив», в которых были опубликованы воспоминания В.А. Новобранца, который в 1941 году был начальником Разведывательного управления 6-й армии Юго-Западного фронта. Он, в частности, пишет:

«В связи с резким ухудшением обстановки на фронте наша 6-я армия начала по приказу отходить с промежуточного рубежа Красное - Рогатин на старую государственную границу на рубеж Новоград-Волынский - Шепетовка - Староконстантинов - Хмельницкий (Проскуров). Вся наша надежда была на укрепленные районы. Мы считали, что укрепрайоны уже заняты гарнизонами, которые, пропустив нас, достойно встретят немцев. А мы, отдохнув и получив подкрепление, перейдем в контрнаступление. Войска уже не выносили слова «отойти». Даже рядовые солдаты требовали прекратить отход и перейти в наступление. А мы, штабные, уповали на укрепрайоны…

Перед отходом на старую границу командарм приказал мне осмотреть Староконстантиновский укрепленный район, дать оценку старой укрепленной полосе и ее готовности к обороне. Предлагалось также выбрать место, где лучше расположить отходящие войска.

На машине я проехал Волочийск, Подволочийск, Староконстантинов. Еду, еду, внимательно осматриваю местность. И недоумеваю, досадую на себя, на свое неумение обнаружить ДОТы. Хорош, думаю, разведчик-генштабист!

Потеряв надежду найти укрепрайоны, спрашиваю одного старика:

Дед, скажи, где живут здесь военные, прямо в поле, в земле?

A-а! Це ж вы пытаете о ДОТах? А их уже давно нема. Усе зруйновано та передано в колгоспы. Зараз мы там соленую капусту та огирки (огурцы) держимо.

Я решил, что дед мне голову морочит. Посадил его в машину и повез в Староконстантинов к председателю колхоза. Однако председатель уже успел эвакуироваться. Нашли заместителя. Спрашиваю его:

Это верно, что все оборонительные сооружения вы взяли под овощехранилища?

Так точно, товарищ командир, - отвечает он, - часть их подорвали, а часть передали нам. В них мы храним овощи.

Поедем со мной, покажете, где эти ДОТы.

Часа два мы ездили по оборонительной полосе. Осмотрел многие ДОТы, то есть бывшие ДОТы. Некоторые действительно были сровнены с землей, в других хранились колхозные овощи.

Я остолбенел. Оборонительной полосы не было. Рухнули наши надежды на возможность передышки, на подкрепление вооружением и живой силой» .

Безусловно, я, который не был непосредственным участником событий лета 1941 года, не имею морального права доверять или категорично опровергать свидетельства очевидцев. Но на правах военного историка я имею возможность высказать свое мнение по этому вопросу.

В отношении разрушения ДОТов по линии старой границы СССР летом 1940-го и весной 1941 года я хочу высказать автору полное недоверие. Во-первых, спешить с разрушением ДОТов в то тревожное время не было ни особой необходимости, ни сил. Такого бы не допустил Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников, непосредственно отвечавший в Наркомате обороны за укрепленные районы. Во-вторых, в период своей службы в Прикарпатском военном округе, в частности в Хмельницком, я лично видел ДОТы линии Сталина в неразрушенном состоянии. Но если на отдельных направлениях они все-таки накануне Великой Отечественной войны были взорваны, то это нельзя расценить иначе как вредительской деятельностью командующих войсками приграничных военных округов.

Теперь в отношении передачи ДОТов укрепленных районов в распоряжение местных колхозов. Данное утверждение также не выдерживает никакой критики. Накануне Великой Отечественной войны любой военный объект находился на особом учете не только в Наркомате обороны, но и в органах НКВД. Согласований по поводу списания данных объектов между этими двумя ведомствами не обнаружено. Более того, имеются указания наркома обороны об оставлении определенных сил для охраны оборонительных сооружений на линии старой государственной границы. Едва ли командующие округами пошли на передачу колхозам военных объектов своим решением.

И, наконец, совсем нелепым кажется утверждение В.А. Новобранца о том, что ДОТы укрепленных районов в конце июля 1941 года были приспособлены колхозниками для хранения овощей и поэтому не могли быть использованы для усиления обороны отступающих войск Красной Армии. Во-первых, в это время года колхозы еще никаких больших овощных запасов на зиму не делали, так как картофель, капуста, свекла, морковь и другие овощи заготавливались только в конце лета и начале осени. Это означает, что в конце июня 1941 года все колхозные хранилища овощей были пустые. Во-вторых, даже в случае наличия в ДОТах какой-то тары (бочки, ящики), для их очистки нужно было всего несколько часов, и в условиях войны любой командующий или командир мог под угрозой расстрела привлечь для этого местное население.

Таким образом, произведение В.А. Новобранца никак не может служить основой для оценки состояния укрепленных районов, расположенных на старой границе СССР. Его расценивать можно только с позиции того, что автор таким образом пытался всеми возможными средствами оправдать командование 6-й армии, не сумевшее выполнить поставленную перед ним оборонительную задачу.

При этом совершенно законно напрашивается вопрос о том, имело ли советское командование достаточно сил для того, чтобы остановить наступление противника на рубеже старой государственной границы.

Оперативные расчеты показывают, что советские войска не были обречены оказаться под внезапным первым ударом противника. В первом эшелоне армий по Плану прикрытия предполагалось иметь 63 дивизии, из которых более 75 % находилось на удалении от границы до 50 километров. Во втором эшелоне армий находилась 51 дивизия, в том числе 24 танковых, 12 моторизованных, 4 кавалерийских, которые были удалены от границы на 70–90 километров. Еще 45 дивизий, расположенных на удалении от 100 до 350 километров от границы, состояли в резерве командующих округами (фронтами). Также на территории приграничных округов на значительном удалении от государственной границы располагалось 11 дивизий, находившихся в непосредственном подчинении Генерального штаба РККА.

Таким образом, внезапный первый удар противника мог поразить только небольшую часть войск прикрытия. Основные силы сохранялись в глубине и при необходимости могли занять один или несколько тыловых рубежей обороны, и при прорыве каждого из таких рубежей противник должен был потерять силы, средства и время. Но нужно было уметь вести не только позиционную, но и маневренную оборону.

Первая мировая война показала исключительно высокую эффективность позиционной обороны. Поэтому и оборона, которая строилась в соответствии с Полевым уставом РККА 1929 года, по своему характеру была позиционной обороной. Это означало, что основные силы обороны находились в пределах первой полосы, а сама она была рассчитана на то, что «наступающий противник должен быть разбит до подхода его к переднему краю оборонительной полосы огнем последовательно вступающих в бой огневых средств (артиллерии, пулеметов и ружей), сосредотачиваемых по заранее намеченным рубежам».

Безусловно, позиционная оборона хороша. Но в полной мере она может быть реализована только тогда, когда все имеющиеся силы и средства займут свои позиции до начала наступления противника. В начале войны это практически сделать невозможно. Нельзя вблизи государственной границы годами держать в окопах миллионы людей, десятки тысяч пулеметов и тысячи артиллерийских орудий, нацеленных в сторону вероятного противника, которому предоставлено право самому решать, когда начать наступление.

В этом случае более эффективной могла бы быть другая оборона, при которой непосредственно у границы находятся только дежурные силы и средства, а основные войска располагаются в глубине. В этом случае противник лишается возможности, достигнув внезапности начала военных действий, поражать огнем артиллерии и ударами войск основные силы обороняющейся стороны. Его мощный первый удар придется по дежурным силам, которые должны определить время начала военных действий, состав и направления главных ударов противника, а также нанести им максимальное поражение до того, когда в сражение вступят главные силы на подготовленном оборонительном рубеже, расположенном в глубине своей территории. Боевыми уставами такая оборона предусматривалась, и называли ее «подвижной» или «маневренной».

В то же время предвоенные уставы не давали точного описания этой обороны и порядка ее ведения, что порождало различные дискуссии. Более того, молодые советские военачальники, выросшие в боях Гражданской войны и воспитанные на идеях мирового коммунизма, к обороне, а тем более к подвижной обороне, допускающей временное оставление своей территории, относились крайне отрицательно. Лозунг «Бить врага на его земле» звучал слишком часто и воспринимался как программа к действиям.

Тем не менее во Временном полевом уставе РККА 1936 года (ПУ-36), где речь в основном идет о позиционной обороне, также рассматривается и подвижная оборона. Это же происходит и в Проекте Полевого устава 1939 года .

Но на практике при подготовке командующих, командиров, штабов и войск оборонительная тематике отрабатывается крайне редко, а подвижная оборона не отрабатывается вовсе.

В 1940 году выходит очередной проект Полевого устава Красной Армии. В нем также рассматривается подвижная оборона. В отношении подвижной обороны были в целом сохранены все формулировки проекта Полевого устава 1939 года. Однако некоторые положения получили более конкретное развитие. В частности, были установлены требования к удалению промежуточных рубежей друг от друга .

На декабрьском совещании высшего начальствующего состава РККА 1940 года против подвижной обороны резко выступил командующий войсками Сибирского военного округа генерал-лейтенант С.А. Калинин. В частности, он сказал: «Я считаю, что неудачное выражение в нашем уставе - «подвижная оборона»… Надо помнить, что там, где нет решительности драться, не спасет глубина. Я считаю, что главное - это решение драться, и надо драться всеми силами, начиная от командира батальона и кончая всеми командными ступенями, обязательно вложить все силы в начатое дело… Я считаю, что оборона должна быть жесткой и приказ на нее должен сказать каждому начальнику - умереть, но защитить свой район обороны» .

Это было мнение большинства советских военачальников того времени, но далеко не всех. Так, в своем заключительном слове нарком обороны СССР Маршал Советского Союза С.К. Тимошенко вопросам обороны уделил особое внимание. Он отметил, что под позиционной следует понимать оборону, «которая имеет целью удержать определенную и подготовленную к обороне местность». Но «если оборона, при недостатке сил и средств для создания позиционной обороны, строится на принципах подвижных действий войск и стремится ослабить противника, сохранить свои силы, даже подчас не считаясь с потерей пространства, то это будет оборона маневренная».

С.К. Тимошенко считал, что «в первом случае надо создавать и развивать оборонительную полосу и всеми средствами защищать ее; во втором - оборона строится на быстрых и внезапных контрударах или отходе на новый рубеж» .

Именно такой сложилась обстановка в начале Великой Отечественной войны, когда приграничные корпуса, дивизии и полки подверглись внезапному сильному удару противника, но основные силы армий и военных округов, находившиеся в глубине, практически не пострадали. Также уже в первый день войны передовая линия укрепленных районов на направлениях главных ударов противника была прорвана, но в глубине оставалась не менее мощная вторая линия, расположенная по старой границе СССР. Создавались практически идеальные условия для ведения подвижной (маневренной) обороны. Но советское командование, которое ни разу не практиковало ведение такой обороны, словно враз забыло о ее существовании. Войска из глубины без должного знания обстановки были брошены вперед, на встречные бои, в которые они вступали частями, в разное время, на случайных рубежах и без должной подготовки. Поэтому неудивительно, что результаты этих боев для советских войск были поистине катастрофическими.

Таким образом, нужно признать, что советские войска в начале войны словно совершенно не владели искусством обороны. Не удалось организовать подавляющее большинство оборонительных боев дивизий, не было организовано ни одного оборонительного боя в масштабе армейского корпуса, а тем более оборонительной операции в масштабе армий прикрытия государственной границы. С первых же дней повсеместно началось отступление, которое на многих направлениях напоминало неорганизованное бегство. Практически без боя были оставлены выгодные природные рубежи по рекам, крупные города, а затем и линия укрепленных районов по старой границе СССР. Казалось, напрочь забыт опыт позиционной обороны времен Первой мировой войны и положения боевых уставов и наставлений межвоенного времени.

В качестве критериев военного искусства противоборствующих сторон всегда выступали потери. Причем надо понимать, что, по логике военного искусства, обороняющаяся сторона, которая широко использует местность и различные инженерные заграждения, должна нести меньшие потери, чем наступающая. Но в начале Великой Отечественной войны произошло совсем обратное.

В Военном дневнике начальника Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковника Ф. Гальдера указано, что с 22 июня по 13 июля 1941 года общие потери сухопутных войск вермахта на Восточном фронте составили 92,1 тыс. человек .

При этом известно, что в ходе стратегической оборонительной операции в Прибалтике за первые 18 суток войны советские войска отошли на 400–450 километров, потеряв при этом 88,5 тыс. человек. В ходе оборонительной операции в Белоруссии они за 18 суток отошли на 450–600 километров, потеряв 417,8 тыс. человек. В ходе оборонительной операции на Западной Украине они за 15 суток отошли на 300–350 километров, потеряв 241,6 тыс. человек. Таким образом, только за первые 18 суток войны потери советских войск (не считая Заполярья) достигли почти 748 тыс. человек .

Из всего этого напрашивается один вывод: советское руководство и высшее командование РККА с началом войны просто «забыли» или не «захотели» вспомнить об уставных положениях о маневренной обороне, хотя они для любого низового командира должны были быть законом. Такое пренебрежение законом (сводом устоявшихся и всем известных положений) в экстремальной ситуации (агрессия противника) нельзя расценивать иначе как предательство на самом высоком уровне. В то же время нужно сказать о том, что ряд укрепленных районов линии Сталина все же выполнил свою функцию.

«Русские солдаты оказали выдающееся сопротивление, сражаясь до последней возможности»

Укрепленные районы на новой границе, безусловно, стали вершиной в развитии советской фортификации 30-х и даже 1941–1945 годов. В ходе Великой Отечественной на постройку таких грандиозных сооружений уже не было ни времени, ни материалов. Бетонные колпаки Можайской линии обороны выглядели бледной тенью предвоенного величия.

Сооружения укрепрайонов на новой границе строились по типовым проектам, представлявшим собой дальнейшее развитие дотов 1938 года. Важным нововведением конструкции капониров и полукапониров стала пулеметная точка, простреливавшая пространство перед основными пушечными и пулеметными установками. Еще одним новшеством являлась усиленная оборона входа в дот дополнительной пулеметной установкой в выступающем крыле тыльного каземата (встречается не на всех сооружениях). Тем самым обеспечивалась защита от атаки штурмовой группы на сооружение с тыла.

Доты на новой границе вооружались установками с шаровой бронировкой амбразуры трех типов:

Артиллерийской установкой с 76,2-мм казематным орудием Л-17;
-орудийно-пулеметными установками ДОТ-4 с 45-мм противотанковым орудием и спаренным с ним 7,62-мм станковым пулеметом ДС-39;
-пулеметными установками НПС-3 с 7,62-мм пулеметом максим.

Шаровые конструкции обладали устойчивостью к воздействию огнеметов и давали лучшую защиту от пуль и осколков. Практика позднее это подтвердила. НПС-3 и ДОТ-4 монтировались в дотах фронтального огня и полукапонирах, а 76,2-мм Л-17 – в артиллерийских полукапонирах (АПК). Для защиты подступов к сооружению с тыла была разработана упрощенная (в сравнении с установками под станковый пулемет) ПЗ-39 под 7,62-мм пулемет ДТ (Дегтярев танковый).

Немецкие офицеры у шаровых орудийных
установок советского дота. На стенах
видны следы боя. Фото из архива автора

Распространено мнение, что советские УРы на направлениях главных ударов немцев были наименее боеготовыми. Это заблуждение. Слабейшими к началу войны оказались укрепления на границе Литовской ССР с Германией. Их постройка началась фактически с весны 1941-го – до этого успели провести лишь рекогносцировку укрепрайонов. Советское военное руководство осознавало запаздывание с началом строительства, и в 1941 году было решено наверстать упущенное. Соответственно из выделенных на фортификационное строительство 1 миллиарда 181,4 миллиона рублей для ПрибОВО предназначалось 458,9 миллиона. Однако по факту к июню 1941 года освоили 126,8 миллиона рублей. В итоге боеготовых сооружений в Прибалтике на утро 22 июня не было, хотя успели забетонировать несколько десятков сооружений. Путь двум танковым группам преграждали только невооруженные коробки.

В куда лучшем положении оказались укрепрайоны ЗапОВО и КОВО. Брестский УР (БЛУР) в Белоруссии, стоявший на пути 2-й ТГр, располагал 49 боеготовыми сооружениями, Владимир-Волынский УР на направлении главного удара 1-й ТГр – 97 сооружениями, Струмиловский УР – 84. Рава-Русский УР с 84 ДОС, строго говоря, тоже преграждал один из плановых путей наступления 1-й ТГр.

Особенностью дотов Киевского особого военного округа было их оснащение бронеколпаками, широко использовавшимися в те годы во Франции, Финляндии и Германии. Советская школа фортификации бронеколпаки не жаловала. Помощь строителям УРов в КОВО пришла с неожиданной стороны: их источником стали польский Сарненский укрепрайон и его склады. Бронеколпаки улучшали наблюдение из сооружения, прежде всего в сторону фронта, то есть наступающего противника.

Антидоты и контратаки

Было бы большой ошибкой считать, что вермахт не располагал средствами для борьбы с долговременными сооружениями. Во-первых, у него имелась тяжелая и сверхтяжелая артиллерия – от чешских 305-мм гаубиц времен Первой мировой до новейших немецких образцов, в том числе 600-мм орудий «Карл». Последние опоздали к штурму линии Мажино, но были готовы для удара по советским дотам. По плану наступления 45-й пд 22 июня этим орудиям назначалось вести огонь не по Брестской крепости, а по свежепостроенным дотам БЛУРа рядом с ней. Во-вторых, немецким ноу-хау были штурмовые группы пехоты, способные подбираться к дотам с огнеметами и зарядами взрывчатки. Наконец, опыт кампании на Западе показал высокую эффективность в борьбе с долговременной фортификацией… 88-мм зениток. При штурме форта «Фермон» (точнее, «овража», комплекса ДОС) у Лонгийона 17 июня 1940 года поддерживавшие 183-ю пд две 88-мм зенитки с дистанции шесть километров выпустили 160 снарядов за четыре часа и пробили дыру диаметром около метра в основном сооружении. Обследование укреплений уже после падения Франции показало, что бронеколпаки с толщиной брони около 300 миллиметров от массированного обстрела 88-мм пушек все же раскалывались, что в итоге вело к потере боеспособности всего сооружения.

Дот под Рава-Русской, разрушенный
предположительно 600-мм снарядом
«Карла». Фото из архива автора

Как же показали себя доты укрепрайонов на новой границе? Как ни странно, недостроенные УРы в Прибалтике все же смогли дать бой. Так, 504-й полк 291-й пд залег перед дотами у Кретингена и продвигался хуже других. Одна боевая группа 8-й тд Манштейна застряла перед недостроенными дотами. В свою очередь 109-й полк, приданный 12-й тд, штурмовал два еще не полностью готовых дота, из которых северный упорно оборонялся. Скорее всего здесь стояли насмерть строители в лице советского 148-го саперного батальона. В журнале боевых действий 3-й ТГр по итогам 22 июня отмечалась упорная оборона отдельных бетонных дотов.

В Белоруссии 256-я пд XX AK столкнулась с упорно обороняемыми дотами Гродненского УРа. В ЖБД дивизии отмечалось: «В районе Красне полк оказывается втянут в серьезные бои за доты, а в районе Липска сталкивается с мощным сопротивлением». Рядом, под Августовом сопротивление дотов частично сорвало обходной маневр 162-й пд – прорыв состоялся на другом участке только к вечеру 22 июня. Командир 28-й пд VIII корпуса в донесении о боях в районе Сопоцкина писал: «На участке укреплений от Сопоцкино и севернее... речь идет прежде всего о противнике, который твердо решил держаться любой ценой и выполнил это».

Самый серьезный бой был дан немцам УРами КОВО на Украине. Хронологически первым в бой вступил Струмиловский УР. С возвышенностей на западном берегу Буга через границу он не просматривался и стал неприятным сюрпризом. В отчете штурмовавшего доты у Сокаля немецкого саперного батальона сказано: «Благодаря расположению укреплений, которое неожиданно очутилось исключительно искусным, существовала возможность эффективной взаимной огневой поддержки дотов, что могло существенно затруднить атаку. Обстрел дота и амбразур штурмовыми орудиями оказался практически неэффективным из-за хорошего качества бетона и низкого расположения амбразур с мощными сферическими масками». Типичное описание атаки выглядело так: «Несмотря на орудийный обстрел, нескольким солдатам с огнеметами и взрывчаткой удалось подобраться к амбразуре. Однако из-за высокого качества русских материалов взрывы оказались безрезультатными». Действия гарнизонов сооружений также получили высокую оценку противника: «Русские солдаты оказали выдающееся сопротивление, сдаваясь только в том случае, если были ранены, и сражаясь до последней возможности».

Этажи обороны

Самым неприятным сюрпризом для ГА «Юг» стала стойкая оборона опорных пунктов Владимир-Волынского УРа (ВВУРа). Строительство укреплений здесь, несмотря на ставшие девизом слова известной песни «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей клочка не отдадим», велось с учетом военной целесообразности. Выступ границы в сторону оккупированной Германией Польши, образованный изгибом русла Буга в районе Лудина, не оборудовался для длительной обороны. Позиции опорных пунктов ВВУРа находились в основании выступа.

Дот Рава-Русского УРа с вырванным взрывом
бронеколпаком. Фото из архива автора

Форсировавшая Буг 44-я пд, углубившись на советскую территорию, столкнулась с узлом обороны «Янов» Владимир-Волынского УРа около 9.00. К вечеру обстановка кардинально не изменилась. ЖБД 1-й ТГр фиксирует, что «44-я пд все еще ведет бои за доты по обе стороны Янова». Прорвать УР немцам удалось только в первой половине дня 23 июня. Это привело к задержке с вводом в бой 14-й тд 1-й ТГр и даже корректировке наряда сил немцев на этом направлении, незапланированному вводу 13-й тд в составе III AK. Полевые исследования современного состояния ДОС показывают следы упорной борьбы, его обстрела в том числе 88-мм зенитками.

В приложении к ЖБД 6-й армии в описании опыта борьбы с советскими укреплениями указывалось: «Доты, уже считавшиеся уничтоженными, спустя некоторое время внезапно оживали в нашем тылу. Причина в их трехэтажной конструкции. Не зная о ней, наши войска считали после захвата верхнего этажа, что уничтожили дот. В действительности гарнизоны своевременно отступали в нижние этажи и там ожидали ухода атакующих». Три этажа это все же преувеличение, но два этажа были типичными для дотов на новой границе постройки 1940–1941 годов. Это продлило сопротивление Сокальского и Владимир-Волынского УРов на несколько дней.

Наиболее упорное сопротивление вторжению оказали доты Рава-Русского УРа. В полосе наступления немецкой 262-й пд узел обороны РРУРа перехватывал участок открытой местности между шоссе на Рава-Русскую и лесисто-болотистым районом к западу от него. Здесь немцы сначала были остановлены, а затем и отброшены контрударом 41-й сд генерала Микушева. 24-я пд вермахта залегла перед Любычей Крулевской, ей не удалось овладеть укрепленными высотами у Дэбы. Именно здесь располагался недостроенный ДОТ «Комсомолец», ставший легендой РРУРа. Бои продолжались несколько дней. Немецким планам ввести в наступление по шоссе на Рава-Русскую моторизованный корпус уже в первый-второй день войны не суждено было сбыться.

Правого соседа 24-й пд – 295-ю пд поддержали 600-мм мортирами «Карл». Их задействовали для уничтожения дотов в районе Великий Дзял. Однако 22 июня успеха достигнуто не было. 295-я пд начала штурм опорного пункта РРУРа, но не завершила его. Донесение, что Великий Дзял взят 517-м полком, датируется 23 июня. В тот же день IV корпус сообщил, что «Карлы» больше не нужны и ввиду технических проблем вышли из строя. По известным данным о стрельбе по Брестской крепости можно предположить, что в стволах «чудо-орудий» застряли снаряды. Подробности действий «Карлов» под Рава-Русской неизвестны, но на фотоснимках из укрепрайона есть доты с весьма серьезными повреждениями. Это могут быть взрывы как больших зарядов взрывчатки, так и 600-мм снарядов.

Против советских дотов действовало несколько факторов. Во-первых, очень многое зависело от расстояния позиций УРов от границы. Если поднятые по тревоге гарнизоны успевали занять сооружения – они давали бой. Оказавшиеся ближе к границе могли быть захваченными без боя. Во-вторых, ахиллесовой пятой дотов стали перископы наблюдения. Их головные части подрывались штурмовыми группами, внутрь дотов заливалось горючее или спускались заряды взрывчатки. Отсутствие обсыпки незаконченных сооружений позволяло немцам использовать огнеметы через трубы телефонных вводов. Наконец, гарнизоны УРов чаще всего сражались в одиночестве, без полевого заполнения, что упрощало задачу штурмовых групп и обходных маневров немецкой пехоты.

В целом следует признать, что потенциал укреплений на новой границе не был полностью использован. Однако они стали ощутимым препятствием и нанесли противнику первые серьезные потери.

23.06.2016 14:18

Июнь 1941 года. На «линии Молотова»

Защитники ДОТов Брестского укрепрайона погибли, но не сдали своих позиций

Три форта Брестской крепости и добрая дюжина ДОТов «линии Молотова» Брестского укрепрайона расположены на левом берегу Западного Буга, то есть за нынешним кордоном - в Польше. Это самые неисследованные объекты БУРа – Брестского укрепрайона, который простирался на 180 километров вдоль западной границы СССР. Именно они покрыты самой плотной завесой неизвестности.

…Сюда не водят туристов, и нога соотечественника не ступает по бетонным ступеням забытых фортов и ДОТов. О том, что здесь происходили ожесточенные бои, бои не на жизнь, а на верную смерть – свидетельствуют лишь огромные – в размах рук – пробоины в стенах, из которых торчат закрученные толстые стальные пруты.

Как поется в песне про крейсер «Варяг», не скажет ни камень, ни крест, где легли…

Наверное, это был самый короткий международный рейс в моей жизни: электропоезд Брест–Тересполь пересекает мост через Буг и вот минут через пять-семь тереспольский вокзальчик. Но каждая из этих минут заставляет сердце тревожно сжиматься – ведь ты переезжаешь не просто через границу, – через исходный рубеж войны. Вот он тот Рубикон, который семьдесят пять лет назад перешел вермахт. Вон слева, пока еще на нашем берегу старый пограничный ДОТ, который прикрывал в сорок первом этот мост. Поезд медленно въезжает в запретную зону, куда пешеходам вход запрещен, и путь на запад преграждает вспаханная контрольно-следовая полоса, овитая колючей проволокой. Вон торчат из воды обрубки столбов давным-давно сгоревшей переправы.

Кажется, еще немного и ты увидишь немецкого солдата в глубокой каске, который пока еще топчется у пограничного столба генерал-губернаторства Третьего рейха.

И неважно, что это польский жолнеж провожает твой вагон скучающим взглядом. Важно то, что он в иноземном мундире, важно то, что на приграничных польских аэродромах, с которых взлетали в июне сорок первого немецкие бомбардировщики, теперь снова – боевые самолеты враждебного военного блока.

Тересполь

Одноэтажный почти городок, где улицы названы, как в песне Юрия Антонова: Акациевая, Кленовая, Луговая, Тополевая, Каштановая. Но и без политики не обошлось – главная улица названа в честь Армии Крайовой, улица кардинала Вышинского… В центре города – старинный каземат, бывшее пороховое хранилище для гарнизона Брестской крепости. Именно здесь в день начала войны располагался штаб 45-й пехотной дивизии, именно отсюда были отданы в полки приказы – «огонь!». Теперь в прохладном сумраке каземата хранят урожаи клубники и шампиньонов.

Чтобы настроиться на волну того времени, надо сначала уловить, почувствовать его нерв, надо прийти в равновесное состояние духа: пусть будет, как будет, надо ни во что не вмешиваться, ничего не хотеть, пустить все на произвол судьбы.

Поэтому сажусь в первое попавшееся такси и прошу отвезти в ближайшую гостиницу. Таксист везет меня по своему усмотрению в сторону границы. Замечательное место – двухэтажный зеленый коттеджик с вывеской почему-то на немецком языке «Gr ὓ n». Он стоит в 900 мет рах от бугского рукава, за которым виднеется Западный остров в Брестской крепости.

Слева от дороги – старое русское кладбище, основанное еще во времена Российской империи. Справа – мой непритязательный приют; он стоит на краю травяного стадиона, на котором в лето сорок первого играли в футбол немецкие офицеры, жившие в этом же двухэтажном домике, как в казарме.

Странное соседство кладбища и стадиона.

Но мне нужно попасть отсюда в 1941 год, поэтому я покидаю «Грюн-Отель» и иду в город по дороге, соединявший когда-то Тересполь и Брест через крепость. Тогда она называлась Варшавкой и была стратегической трассой, которая проходила через центральный остров крепости. Цитадель была навешена на нее словно огромный кирпичный замок. Теперь «Варшавка» ведет только на кладбище и к отелю, к тупику пограничной полосы. А новая дорога Минск–Брест–Варшава обходит крепость с юга.

Но я попал именно туда, куда надо – в пространственные координаты ТОГО времени.

Прошлое не исчезает бесследно. От него остаются тени, звуки и даже запахи; от него остаются стены и ступени, от него остаются письма и документы… Чтобы увидеть эти тени, услышать звуки, надо только обострить зрение и слух, надо присматриваться к мелочам и прислушиваться к тому, что обычно пролетает мимо ушей.

Например, вот эти отзвуки губной гармошки. Старик-инвалид играет на ней в привокзальном скверике. Подхожу ближе, бросаю в его кепку несколько злотых, сажусь на его скамью и слушаю чуть визгливые, но все же стройные аккорды.

Не так ли играл и кто-то из немецких солдат, которые высадились здесь, на этой станции, в начале лета 1941 года?

С людским потоком попал в центр города, где вместо ратуши или иного подобающего здания доминирует серо-бетонный бункер с клепанными броневыми заслонками. Это был старый пороховой погреб Брестской крепости, который предназначался для самых западных фортов крепости №7 и №6, расположенных в округе Тересполя. В ночь на 22 июня здесь размещался штаб 45-й пехотной дивизии, именно отсюда был дан приказ штурмовать бастионы Брестской крепости.

Стайка велосипедисток обогнала меня по пути в гостиницу. И тут замкнуло: вот оно! Точно так же мчались по этой дороге к границе немецкие велосипедисты. Им надо было промчаться с километр, чтобы немедленно вступить в бой. Дело в том, что сначала их отвели подальше от границы, через которую должны были перелетать «небельверферы» – ракеты, выпущенные по крепости с полевых установок. Эти снаряды еще не были опробованы в реальных боях, летели очень неточно, и чтобы не поразить своих, штурмовую роту отвели подальше, а затем, сокращая время броска, солдаты сели на велосипеды и помчались на исходный рубеж. Батарея реактивных установок стояла, скорее, на стадионе. Здесь ничто не мешало набирать «небельверферам» высоту. А по ту сторону русского кладбища, скорее всего, были позиции сверхтяжелых самоходных мортир типа «Карл». Они были названы в честь древнегерманских богов войны – «Тор» и «Один».

В Тересполь их привезли по железной дороге, и они своим ходом доползли до назначенного рубежа. Благо это совсем недалеко. «Карлов» сопровождали гусеничные погрузчики 600-мм снарядов, которые подавались к орудиям кранами, ведь бетонобойные снаряды весили от полутора до двух тонн (точнее, 2170 кг – из них 380, а то и 460 кг взрывчатки).

Эти монстры создавались для прорыва «линии Мажино», но французы не предоставили им такой возможности: сдали фронт быстрее, чем подвезли мортиры. Теперь они нацеливались на форты Брестской крепости. Благо ее трубы и башни видны невооруженным глазом – прямо с дороги, по которой только что упорхнула стайка беззаботных велосипедисток.

Коденьский мост

Генерал-полковник Леонид Сандалов был едва ли не единственным мемуаристом, посвятившим свою книгу первым дням и неделям начала войны. Войска 4-й армии (Сандалов был начальником штаба этой армии) первыми приняли на себя самый мощный удар вермахта в Бресте, а также южнее и севернее него. Южнее Бреста находилось местечко Кодень, разрезанное течением Буга на две части – западную, некогда польскую, а в 1941 году – немецкую половину, и восточную – белорусско-советскую сторону. Их соединял большой шоссейный мост, имевший стратегическое значение, поскольку через него шла дорога из Бялой Подляски в обход Бреста и Брестской крепости, которая позволяла кратчайшим путем перерезать Варшавскую магистраль между Брестом и Кобриным, где располагался штаб армии.

Сандалов вспоминает:

«… Для захвата моста у Коденя фашисты прибегли к еще более коварному приему. Около 4 часов они стали кричать со своего берега, что по мосту к начальнику советской погранзаставы сейчас же должны перейти немецкие пограничники для переговоров по важному, не терпящему отлагательств, делу.

Наши ответили отказом. Тогда с немецкой стороны был открыт огонь из нескольких пулеметов и орудий. Под прикрытием огня через мост прорвалось пехотное подразделение. Советские пограничники, несшие охрану моста, пали в этом неравном бою смертью героев.

Вражеское подразделение захватило мост, и по нему на нашу сторону проскочило несколько танков…».

Еду из Тересполя в Кодень, чтобы побывать на месте былой военной трагедии, снять мост на фото… Автобус на Кодень ходит не часто. Упустил ближайший рейс, поэтому беру такси, благо цены здесь вовсе не московские. Таксист, пожилой поляк с седыми усами, назвавшийся Мареком, очень удивился названному маршруту.

– Сколько здесь таксую, а в Кодень первый раз россиянина везу!

Таксист, как и большинство его коллег, был весьма словоохтлив, и мне пришлось рассказать о событиях семидесятилетней давности, разыгравшихся на Коденьском мосту.

– Нет там никакого моста!

– Как это нет, если я на карте его видел.

– Карта картой, а я тут живу, и сколько раз в Кодене бывал, никакого моста не видел.

– Должен быть мост!

– Я в Войске Польском сапером служил. Сам не раз мосты через реки наводил. Если бы в Кодене был мост, знал бы наверняка.

Так за спором мы и въехали в живописное местечко на берегу Буга, где сошлись храмы трех конфессий – католической, православной и униатской. Неширокие и невысокие улочки в цветах июньской пору – мальвах, сиренях, жасмине… Тормозим у первого встречного прохожего:

– Где здесь мост через Буг?

– Нет у нас никакого моста.

Марек торжествует: «я же говорил!». Но прохожий дает совет:

– А вы у старого ксендза спросите. Он еще до войны тут родился.

Въезжаем во двор монастырского комплекса, разыскиваем старого ксендза, который родился в Кодене аж в 1934 году. В сорок первом ему было семь лет и он слышал первые залпы большой войны.

– Мост? Был. Да только в 44-м году его разбурили, да так и не стали восстанавливать. Одна только насыпь на берегу осталась.

Ксендз показал нам направление вдоль реки, и мы с Мареком тут же двинулись. Теперь я смотрел на него торжествующе: мост-то все-таки был! Мы долго пробирались по прибрежному бурелому. Места здесь были явно нехожеными. Наконец, наткнулись на заросшую земляную насыпь, которая обрывалась у самого уреза воды. Это и был въезд на Коденьский мост. На нем стояли три старых товарных вагончика, приспособленных то ли под склады, то ли под бытовки. Возможно, именно в таких вагонах и прибывали сюда солдаты вермахта. А на обрыве насыпи стоял бело-красный пограничный столб.

Точно такой же немцы сломали здесь и сбросили в Буг в сентябре 1939 года…

Много позже я узнал, что «в авангарде ударных танковых частей Гудериана с 22 июня 1941 года действовала и 12-я рота III батальона «Бранденбург» под командованием лейтенанта Шадера. Именно это подразделение за несколько минут до начавшейся в 3.15 утра 22 июня 1941 года артподготовки захватило располагавшийся к югу от Бреста Коденьский мост через приграничную реку Буг, уничтожив охранявших его советских часовых. О захвате этого стратегически важного моста сразу же доложили лично Гудериану. Установление контроля над Коденьским мостом позволило уже утром первого дня войны перебросить по нему входившие в состав группы Гудериана части 3-й танковой дивизии генерал-майора Моделя и развернуть их наступление в северо-восточном направлении, имея первоочередную задачу перерезать Варшавское шоссе между Брестом и Кобрином».

На том, на белорусском берегу Западного Буга виднелось продолжение насыпи. Именно там пролилась кровь наших пограничников. Узнать бы их имена! Как странно: имена нападавших известны, а имен героев-защитников нет.

Сказы Бугского леса

Самые ожесточенные бои в БУРе развернулись на участке 17-го пулеметно-артиллерийского батальона, который занимал ДОТы в районе деревни Семятичи. Сегодня это территория Польши.

Но попасть туда надо, в этом и состоит главная цель моей экспедиции. Еще в Бресте бывалые люди предупреждали меня: мол, не стоит соваться в эту глухомань в одиночку. «Мало ли что? У тебя дорогой фотоаппарат. Нарвешься на местных «нациков», и камеру у москаля отберут, и по шее накостыляют. Сам видишь, какая обстановка».

Обстановка, конечно, не радовала: «ястребы» польской политики пошли войной против памятников советским солдатам. ДОТы – это тоже памятники воинскому героизму, самые впечатляющие «монументы»… Вряд ли их будут взрывать. Но все же, пока есть возможность, надо побывать в святых местах, снять то, что сохранилось…

Если долго и пристально смотреть в темные воды реки забвения, то в них начнет что-то проглядывать, нечто проступать…

Так и с ДОТами БУРа.

Далеко не все, но сквозь завесу времени проступают лица, имена, боевые эпизоды, подвиги… По крупицам собирают сведения об июньских боях на этой земле белорусские, российские, немецкие историки – потомки тех, кто здесь сражался и погибал.

Их стараниями стали известны имена капитана Постовалова, лейтенанта Ивана Федорова, младших лейтенантов В.И. Колочарова, Еськова и Теняева…

Они были первыми, кто встретил самый мощный удар вермахта, многим из них выпала доля навечно неизвестных солдат.

Опытные поисковики рассказывают, что перед важным открытием всегда происходят необычные вещи, как будто кто-то из тех, кого ищешь, подает знаки.

Мне важно сегодня найти ДОТ «Орел», и знаки пока никто не подает, даже туристская карта. ДОТы на ней обозначены, но какой из них «Орел», а какой «Сокол», и где «Светлана» – это нужно определять на месте.

Мне нужен «Орел». Этот командирский пятиамбразурный ДОТ держался дольше остальных – более недели. В нем находился командир 1-й роты «уровского» батальона лейтенант Иван Федоров и небольшой гарнизон в количестве двадцати человек.

У села Анусин я прощаюсь с водителем попутки.

ДОТ «Орел» надо искать именно в здешней округе.

Мой старый друг, научный сотрудник центрального архива МО Тарас Григорьевич Степанчук, обнаружил донесение политотдела 65-й армии Военному совету 1-го Белорусского фронта. В нем указано, что после выхода в июле 1944 года соединений 65-й армии на государственную границу СССР в районе села Анусин советские воины в одном из ДОТов нашли на усыпанном гильзами полу тела двух человек, лежавших у искореженного пулемета. Один из них, с нашивками младшего политрука, никаких документов при себе не имел. В кармане гимнастерки второго бойца сохранился комсомольский билет №11183470 на имя красноармейца Кузьмы Иосифовича Бутенко.

Бутенко же был ординарцем командира роты лейтенанта Федорова. Значит, речь в донесении шла о командирском ДОТе «Орел».

Вместе с лейтенантом И. Федоровым в ДОТе находились лекарский помощник Лятин, бойцы Пухов, Амозов… Установить имя младшего политрука не удалось.

«Русские не оставляли долговременные укрепления даже тогда, когда основные орудия были выведены из строя, и защищали их до последнего… Раненые притворялись мертвыми и стреляли из засад. Поэтому в большинстве операций пленных не было», – сообщалось в донесении германского командования.

Углубляюсь в придорожный сосняк, который, если верить карте, переходит в тот самый лес, где стоят наши ДОТы.

Интересно строят ДОТы. Сначала роют колодец. Затем вокруг него возводят бетонные стены. Вода идет на раствор, а затем на охлаждение оружия, на питье гарнизону. Долговременная огневая точка начинается с колодца. Говорят, местные старики-лозоходы помогали нашим саперам находить подземные водяные жилы.

ДОТы – это своего рода бетонные корабли, погруженные по свою «ватерлинию» в грунт, в землю. У них даже свои собственные имена есть – «Орел», «Быстрый», «Светлана», «Сокол», «Свободный»…

«Готовые ДОТы являли собой двухэтажные бетонные коробки с толщиной стен 1,5–1,8 метра, врытые в землю по амбразуры. Верхний каземат делился перегородкой на два орудийных отсека. Планировка выделяла галерею, тамбур, отводивший взрывную волну от броневой двери, газовый шлюз, хранилище боеприпасов, спальный отсек на несколько коек, артезианский колодец, туалет… Вооружение зависело от важности направления и где состояло из 76-миллиметровой пушки и двух станковых пулеметов, где – из 45-миллиметровой, спаренной с пулеметом ДС. Вооружение ДОТов к началу войны содержалось на консервации, боеприпасы и продовольствие хранились на ротных и батальонных складах. Гарнизоны ДОТов в зависимости от их размеров состояли из 8–9 и 16–18 человек. В некоторых размещалось до 36–40 человек. Комендантами ДОТов назначались, как правило, офицеры младшего космостава» – пишет историк БУРа.

Но эти «бетонные корабли» оказались недостроенными…

Можно только представить, каково воевать на кораблях, стоящих на стапелях. Экипажи не бросают свои корабли, гарнизоны ДОТов не бросали свои укрепления. Каждый из этих капониров был маленькой Брестской крепостью. И что творилось в большой цитадели, то повторялось и здесь, только в своем масштабе.

По рассказам брестских старожилов, гарнизоны недостроенных, необвалованных ДОТов держались по несколько суток. Взбешенные гитлеровцы замуровывали входы и амбразуры. Одну такую «слепую» бетонную коробку, у которой не только амбразуры и вход, но даже выводы коммуникационных труб были замурованы, обнаружили недавно белорусские поисковики.

Шагаю по лесной тропе – подальше от деревни, от чужих глаз. Справа вдоль опушки необыкновенной красоты ржаное поле – с васильками и ромашками. За ним плантации хмеля и клубники… Даже не верится, что в этих безмятежных привольных местах рычали танки, тяжелые орудия били прямой наводкой по бетонным стенам, пламя огнеметов врывалось в амбразуры…

Не верится, что по этим пасторальным перелескам выискивали свою добычу – «зеленые братья», беспощадные «аковцы»…

Но все это было здесь, и лес хранил это все в своей зеленой памяти.

Может быть, потому и было на душе так тревожно, несмотря на заливистое пенье бугских соловьев, посвисты дроздов и соек. Солнце пекло уже из зенита, а я все никак не мог найти в этом лесу ни одного ДОТа. Будто заколдовали их. Будто ушли они в эту землю, прикрывшись хвойным настом, густыми кустами. Сориентировал карту вдоль дороги: все правильно – лес именно этот. И Буг рядом. Вот она, река Каменка, вот дорога №640.

А ДОТов нет, хотя по всем правилам фортификации они должны быть именно здесь – на возвышенности, с великолепным обзором всех главных здесь дорог и мостов. Вот уже и тропы все скрылись под зарослями буйного папоротника. А где папоротник, там, известное дело, нечистая сила хороводится.

Здесь была явно аномальная зона: ни с того ни с сего остановились вдруг электронные часы на руке. И сосны росли кривые-кривые, так похожие на «пьяный лес», что на Куршской косе. А тут еще ворон закричал – картаво, раскатисто, мерзко. Будто угрожал или предупреждал о чем-то.

И тут я взмолился: «Братцы! – мысленно прокричал я защитникам ДОТов. – Я же к вам пришел. Из такого далека приехал – из самой Москвы! Откликнитесь! Покажитесь!»

Как построили его 75 лет назад, так и стоял он в полный рост – необсыпанный грунтом, необвалованный, открытый всем снарядам и пулям. Огромная пробоина – в размах рук – зияла в его лобовой части.

Я узнал его сразу – по старой фотографии, сделанной на мое счастье с того же ракурса, с какого смотрел на ДОТ и я – с южного угла.

В стене справа – амбразура в стальной оправе, а во лбу – пробоина, скорее всего, от специального бетонобойного снаряда. Из этих амбразур и пробоин вылетали солдатские души…

Еловые шишки валялись на песке, словно стреляные гильзы.

Тот снимок был сделан летом 1944 года, и потому местность вокруг открытая, приспособленная для ведения огня, теперь же она изрядно заросла сосняком и кустарником. Немудрено, что заметить эту пятиамбразурную крепость можно только вблизи.

Души неотпетых солдат, затаившиеся под боевым перекрытием ДОТа услышали меня, более того – угостили земляникой, которая росла тут вокруг по всему валу… Они дарили мне крупные красные спелые ягоды!

А что еще они могли мне подарить?

А вот души убитых врагов насылали на меня клещей и оводов. Наверное, они сами в них превращались.

Зашел внутрь через сквозник – эдакие отрытые с боков «сени», для того, чтобы отводить взрывные волны от двери главного входа.

В полутемных казематах стоял сырой холод, что после полуденного пекла воспринималось как благо. Холодная капля упала мне на темя: с потолка свисали соляные сосульки, наподобие сталктитиков.

На них собирались капли влаги, словно слезы.

ДОТ плакал!

Повсюду торчали прутья ржавой арматуры. Строители успели закрепить хомутки для вентиляционных труб, а сами трубы смонтировать не успели. Значит, бойцы ДОТа задыхались от пороховых газов…

Из боевого отсека – квадратный лаз в нижний этаж, в укрытие. Все завалено пластиковыми бутылками, бытовым мусором. Забит был и запасной выход…

Я выбрался наружу и отправился искать остальные ДОТы.

И вскоре наткнулся еще на два могучих бетонных короба.

Каждый ДОТ здесь – это русский островок среди чужой земли. Кому-то не жаль было ее оставлять, и они уходили на восток, в свои пределы. А бойцы БУРа выполняли приказ – «из ДОТов не выходить!».

И не выходили, принимая мученическую смерть. Еще более мучительную оттого, что вокруг, как и сейчас, вот так же буйствовала жизнь – цвели травы и дикая вишня…

Кто-то бросал танки – горючее кончилось. А у них и такого оправдания не было. Держались до последнего.

Одна из рот пульбата занимала позиции у деревни Мощона Крулевска. Ею командовал лейтенант П.Е. Недолугов. Немцы обстреливали ДОТы из пушек, бомбили с самолетов, их штурмовали саперные эйнзатц-команды с огнеметами и взрывчаткой.

Но гарнизоны держались до последнего патрона. В ДОТе, который и сейчас стоит на северо-восточной окраине деревни Мощона Крулевска, было шесть красноармейцев и двенадцать лейтенантов, которые только-только прибыли из училищ и не успели в роковую ночь получить оружие. Погибли все…

Двухамбразурные артиллерийско-пулеметные ДОТы "Светлана" и "Сокол" и несколько других полевых сооружений прикрывали шоссе от моста через реку Буг на Семятичи. В первые часы боя к защитникам ДОТов присоединилась группа пограничников и бойцов штаба батальона. Трое суток вел бой ДОТ "Светлана" под командованием младших лейтенантов В.И. Колочарова и Теняева.

Колочаров, по счастью, остался в живых. С его слов известно, что среди «светлановцев» особо отличились стрелок-пулеметчик Копейкин и наводчик орудия казах Хазамбеков, который в первые же часы войны повредил немецкий бронепоезд, выехавший на мост. Бронепоезд уполз восвояси. А Хазамбеков и другие артиллеристы перенесли огонь на понтонную переправу; по ней переправлялась через Буг вражеская пехота…

Выхожу из леса к железнодорожной насыпи.

Вот этот ДОТ, скорее всего, и есть «Сокол». Его амбразуры смотрят как раз на железнодорожный мост через Буг. Клепанные фермы двухколейного большого моста покрыты ржавчиной, рельсовый путь зарос травой. Вид такой, словно бои за этот стратегический объект закончились только вчера.

Сегодня мост никому не нужен. Движение по этому участку пути на белорусскую сторону закрыто. Но сколько жизней за него положили и в сорок первом, и в сорок четвертом…

Теперь он стоит, словно памятник тем, кто его прикрывал. И мост стоит и два ДОТа поодаль – одна из жестких конструкций «линии Молотова». Хоть экскурсии сюда води.

Но экскурсии стремятся на «линию Мажино». Там все в целости и сохранности: и вооружение, и перископы, и вся техника, и даже армейские койки в казематах заправлены. Есть на что посмотреть, есть что покрутить, потрогать, не то, что здесь – на «линии Молотова», где все разбито, раздроблено, пробито.

На «линии Мажино», как известно, боев не было…

Значение Брестского укрепрайона оценил командир 293-й пехотной дивизии вермахта, которая вплоть до 30 июня 1941 года штурмовала позиции 17-го ОПАБ под Семятичами: "Не подлежит никакому сомнению, что преодоление укрепрайона после его завершения потребовало бы тяжелых жертв и применения тяжелого оружия больших калибров".

***

О коменданте Брестского укрепрайона генерал-майоре Пузыреве…

Очень легко бросить камень в этого человека, а раз легко, то и бросают. Вот и швырнул в него увесистый булыжник автор Марк Солонин: «На войне как на войне. В любой армии мира бывают и растерянность, и паника, и бегство. Для того и существуют в армии командиры, чтобы в подобной ситуации одних приободрить, других — пристрелить, но добиться выполнения боевой задачи. Что же сделал командир 62-го УРа, когда к его штабу в Высокое прибежали толпы бросивших свои огневые позиции красноармейцев?

«Командир Брестского укрепрайона генерал-майор Пузырев с частью подразделений, отошедших к нему в Высокое, в первый же день отошел на Бельск (40 км от границы. - М.С .), а затем далее на восток...» Как это - «отошел»?.. Что же собирался получить в тылу товарищ Пузырев? Новый передвижной ДОТ на колесиках?».

Легко иронизировать над человеком, который ничем не сможет тебе ответить… Никто лучше генерала Пузырева не знал, насколько не готов был его 62-й укрепрайон к серьезным боевым действиям. Недавно назначенный на должность коменданта, он проехал по всей «линии Молотова» и воочию убедился, что бетонный «щит страны Советов» еще латать и латать. И то сказать – по размаху строительных работ БУР можно было приравнять к такой «стройке века», как Днепрогэс. Несмотря на то, что десятки ДОТов были близки к завершению строительно-монтажных работ, почти все они не имели огневой связи между собой, то есть не могли прикрывать друг друга артпулеметным огнем. А это означало, что команды вражеских подрывников получали возможность подобраться к ним вплотную. Далеко не везде были установлены капонирные орудия, смонтированы трубы вентиляции, линии связи…

Не хватило 2–3 месяцев для того, чтобы БУР стал единой оборонительной системой. И вот на укрепрайон обрушился огневой вал самого главного удара вторжения.

Уже к полудню 22 июня связь между штабом Пузырева и опорными районами была прервана раз и навсегда. Не было связи и с вышестоящим командованием – ни со штабом 4-й армии, ни со штабом округа, ставшего штабом Западного фронта.

В Высокое, где находился Пузырев со штабом, прибывали разрозненные группы саперов и военных строителей. У них не было оружия.

Что оставалось делать генералу Пузыреву? Организовывать противотанковую оборону с помощью лопат и ломов? Идти самому в ближайший ДОТ и там героически погибнуть с винтовкой, прежде чем по пути его захватят в плен?

Застрелиться, как это сделал командующий ВВС Западного фронта генерал Копец после сокрушительного удара люфтваффе по его аэродромам?

Но у него был штаб, с людьми и секретными чертежами, схемами, планами, картами. К нему прибилось множество людей – красноармейцев, по тем или иным причинам оставшихся без командиров, а также бетонщиков, арматурщиков, землекопов, каменщиков, с некоторыми были жены и дети, и все ждали, что предпримет он – комендант, генерал, большой начальник.

И Пузырев принял единственно правильное в той обстановке решение – вывести всех этих людей из-под удара, привести их туда, где можно заново начать оборону, где тебе и всем отдадут ясные и четкие приказания.

Генерал Пузырев построил сбившуюся толпу в походную колонну и повел их на соединение с главными силами. Не сбежал, как утверждает некто под ником «Shwonder», а повел колонну не на восток, а на северо-запад, к своим, через Беловежскую пущу. И привел всех, кто к нему примкнул.

И поступил в распоряжение штаба фронта. Приказом генерала армии Жукова был назначен комендантом Спасс-Деменского укрепрайона. Такой вот «дот на колесиках».

В ноябре 1941 года генерал Пузырев скоропостижно скончался. Как отмечал его подчиненный военинженер 3 ранга П. Палий, «генерал всю дорогу глотал какие-то пилюльки».

В свои 52 года Михаил Иванович Пузырев, прошедший горнило не одной войны, был сердечником. И не потребовалась немецкая пуля, чтобы остановить его сердце. Хватило убийственных стрессов того рокового времени…

Да, его бойцы сражались в ДОТах до последнего. БУР хоть и вполсилы, в треть силы держал оборону. Сражались без командования, потому что без связи командовать невозможно. Да, со стороны это выглядело неприглядно: войска сражаются, а генерал отбывает в неизвестном для них направлении.

Возможно, именно эта ситуация терзала душу и сердце Пузырева. Но война ставила людей и не в такие ситуации…

Где погребен генерал Пузырев, никто не знает.

***

ДОТы Брестского укрепрайона…

Они только поначалу укрывали своих защитников от первых пуль и снарядов. Потом, когда попадали в правильную осаду, превращались в смертельные ловушки, в братские могилы.

Нет здесь, под Семятичами, ни букетов цветов, ни вечного огня.

Только вечная память, застывшая в военном исклеванном железобетоне.

Николай Черкашин

22.06.2016

http://www.stoletie.ru/territoriya_istorii/na_linii_molotova_305.htm

28 июня 1941 года части III танковой группы вермахта прорвали оборону Минского укрепленного района линии Сталина и вошли в Минск.Следующим в плане «Барбаросса» был Смоленск, откуда открывалась прямая дорога на Москву. Но сначала требовалось прорвать оборону Полоцкого укрепрайона линии Сталина.

В 1938 году весь командный состав Дальневосточного военного округа был арестован, в том числе и комбриг Алексей Зыгин. Ему были предъявлены обвинения в шпионаже и измене Родины. Единственной уликой против Зыгина был донос, но для суда этого было недостаточно, требовалось признание. Допрос длился одиннадцать суток, никто из находившихся в комнате не знал, что этот подследственный еще будет оправдан и восстановлен в звании. А через три года бывший заключенный Алексей Зыгин станет одним из тех, кто спасет Москву.

Немецкие солдаты воевали уже второй год, многие были искренне убеждены, что ведут правую борьбу за великое будущее Германии. Ощутив вкус побед в Европе, все немецкие солдаты безоговорочно верили своему фюреру и готовы были покорить мир.
Граждане Советского Союза свое будущее связывали исключительно с именем Сталина, под руководством Коммунистической партии они строили государство нового типа. И если сам товарищ Сталин сказал, что войны не будет, ее не ждали.

Немецкое командование планировало захватить Смоленск, окружив его с двух сторон. С южной стороны должна была наступать II танковая группа под командованием Гейнца Гудериана, в вермахте ему дали прозвище «Быстроходный Гейц». С севера завершить окружение должна была III танковая группа, ее возглавлял Герман Гот, которого солдаты называли «Папа Гот».
Над соединениями Красной армии то и дело барражировали немецкие самолеты-разведчики, противник приближался.
Для подготовки Полоцкого укрепрайона к обороне мобилизованы были более 10 тысяч местных жителей. Командование понимало, что если этот участок линии Сталина будет прорван так же быстро, как и Минский укрепрайон, то фронт уже не удержать.

справка: Протяженность Полоцкого укрепрайона составляла 56 километров, на этом участке располагалось 203 долговременные огневые точки, из которых 10 были противотанковыми с башнями от Т-26. Перед основной линией дотов полоса предполья.

Здесь мобилизованные вместе с военными действующих частей должны были установить инженерные заграждения: завалы, надолбы, рвы, ряды колючей проволоки. Войска в предполье располагались в окопах, пулеметных гнездах и дерево-земляных точках. На каждый дот дополнительно строилось по 2-3 дзота, для того чтобы увеличить плотность огня и глубину обороны.

Готовились к обороне и другие участки линии Сталина, в первые дни войны в Киевском укрепленном районе для оказания помощи в зоне предполья было направлено около 50 тысяч местных жителей. Через несколько суток их число возросло до 200 тысяч.

Советское командование ожидало, что на севере страны со дня на день в наступление перейдут финны. В Карельский район из Ленинграда были присланы метростроевцы во главе с инженером Иваном Зубковым. Они имели большой опыт в области земляных работ, кроме того, на всех участках обороны требовалось привести в порядок оборудование дотов.
Полным ходом шла мобилизация, в гарнизон Полоцкого укрепрайона направлялись поезда с добровольцами из Москвы и Ленинграда, в пути были уральские дивизии. Железная дорога оказалась перегружена, и без того сложную ситуацию усугубляли немецкие авианалеты. Иногда, чтобы проехать, приходилось убирать разбитые вагоны и восстанавливать железнодорожное полотно. В одном из поездов из Челябинска в Полоцк ехал бывший заключенный, а ныне командир 174-й стрелковой дивизии, комбриг Алексей Иванович Зыгин. Из-за многочисленных задержек в пути Зыгин не успел прибыть в Полоцк к началу боевых действий.

Утром 27 июня командир дота у деревни Курляны заметил немецкую механизированную колонну у переправы через реку Ушач. Он доложил об этом начальству, вскоре по авангарду противника открыли огонь артиллерийские доты. Трудно было сказать, кому тогда из немцев удалось унести свои ноги. Офицеры и солдаты наблюдательных пунктов, не встречая со стороны противника ни одного автоматного выстрела, пошли посмотреть на результаты своего коллективного труда. Уцелевшие от артиллерийского огня небольшие группы немцев за это время успели отрыть для себя окопы почти полного профиля и настолько были перепуганы, что без всякого сопротивления сдавались в плен. На допросе пленные показали, что у них был приказ от командования захватить все мосты через Западную Двину вблизи Полоцка и удержать их до подхода главных сил.

Если бы им это удалось, защитники Полоцка потеряли бы одно из своих преимуществ: естественную преграду на пути танковых колонн Германа Гота. Вечером того же дня прибыли долгожданные эшелоны с дивизиями из Ижевска, Уфы, Перми и Челябинска. Пока они разгружались, немецкая авиация вела непрерывные бомбежки. К утру авианалеты прекратились, в Полоцке оказалось большое количество беженцев из оккупированных немцами населенных пунктов и красноармейцев, чьи части были разбиты в боях. Мест в госпиталях не хватало, поэтому носилки зачастую стояли во дворах.

справка:
- Состав IIIтанковой группы вермахта: 11 дивизий, более 1000 танков и около 250 тысяч человек.
- Состав 22-й армии РККА: 6 дивизий, гарнизон Полоцкого укрепрайона, разрозненные отступающие соединения.

29 июня 1941 года распоряжением Военного совета 22-й армии был образован Полоцкий боевой участок, который включал долговременные сооружения Полоцкого укрепленного района и прикрывавший их полевые части. Командующим участка был назначен Алексей Зыгин. Тогда в 1938-ом, несмотря на многочисленные допросы, Зыгин так и не признал свою вину. В результате дело развалилось, через полтора года он был освобожден, полностью реабилитирован и восстановлен в звании. Перед Зыгиным была поставлена задача немедленно привести все доты Полоцкого укрепрайона в полную боеготовность, проверить маскировку огневых точек, при необходимости расчистить обзор секторов обстрела во всех направлениях. Кроме того, на него налагалась ответственность к утру 30 числа внести изменения в планы по противотанковой, противовоздушной и химической обороне укрепрайона согласно новой оперативной обстановке. Алексей Зыгин утвердил окончательное расположение дивизий на Полоцком боевом участке.

Рубеж от Десны до Уллы заняла 174 челябинская дивизия, с правой стороны расположились 98 стрелковая дивизия из Ижевска и 112-я из Перми, севернее - 170-я башкирская. Недалеко от станции Забелье развернулась 126-я дивизия, отступившая из Прибалтики, на левом фланге - 186-я стрелковая дивизия.

Наступило 3 июля 1941 года. В Киевском укрепленном районе продолжали готовиться к обороне, до первых огневых точек немцам необходимо было пройти еще 350 километров. В Карелии финны перешли границу и провели три атаки, выявив расположение огневых точек. А в Белоруссии Герман Гот начал первую крупномасштабную атаку на Полоцк. 19 танковая дивизия вышла к деревне Ветрино, где находился опорный пункт обороны. Летчики люфтваффе зафиксировали высокую концентрацию сил РККА в этом районе, тогда танки изменили направление движения в сторону города Дисна. Генерал Гот хотел сберечь как можно больше бронетехники даже путем отставания от графика и приказал в начале нанести массированный бомбовый удар. Вскоре к деревне Ветрино подошла 18 моторизованная дивизия, ее атака показала, что защитники выдержали авианалет. Зыкин принимает грамотное решение и создает подвижный резерв. В резерв было передано большое количество автомобилей, а также «сорокапяток», которые на тот момент могли подбивать любой немецкий танк. Когда немцы концертировали удар в определенном месте, туда перебрасывался подвижный резерв и наносил фланговый удар с большими потерями для противника.

4 июля немцы подтянули несколько дивизий и продолжили атаки. Чтобы поднять боевой дух своих солдат, комбриг Зыгин принял решение покинуть наблюдательный пост и лично руководить боем на самых ответственных участках обороны. В результате напряженного боя немецкая 19 механизированная дивизия вермахта смогла сломить сопротивление защитников и, форсировав Западную Двину, заняла плацдарм на правом берегу реки. Дважды советским войскам удавалось выбить их с этого участка, но части вермахта усиливались резервами и вновь брали эти позиции. 20 танковая дивизия ударила в районе Улла-Бешенковичи. Бой шел буквально за каждый метр. На этом участке советские войска были отброшены в глубь оборонительного рубежа. 6 дивизиям, оборонявших Полоцк, противостояло до 16 дивизий вермахта. Для сравнения, в армию Паулюса которая будет штурмовать Сталинград, войдет всего лишь 13 дивизий. Силы вермахта атаковали участок 174 стрелковой дивизии, рассчитывая парализовать основные резервы защитников и блокировать долговременные огневые точки. Комбриг Зыгин ввел в бой резервный полк, советские войска нанесли контрудар на западном и южном участках Полоцкого укрепрайона. Немцы не ожидали таких контратак, штурм провалился.

Генералу Готу пришлось срочно перебросить из-под Минска части 14 моторизованной дивизии. В штабе III танковой группы вермахта приняли решение сменить тактику. Сковывая советские войска по фронту, основной удар противник нанес в обход Полоцкого укрепрайона. 57-й моторизованный корпус под командованием генерала Адольфа Кунтцена ударил по 174-й стрелковой дивизии комбрига Зыгина в районе Боровковичи – Боровуха-1.

В полдень 7 июля около 30 машин 19-й танковой дивизии вермахта при мощной минометной и авиационной поддержке атаковали северную часть Полоцкого укрепрайона. Обороняющимся советским подразделениям пришлось отойти на линию дотов. Немцы заполучили плацдарм у города Дисна. Узнав об этом, комбриг Зыгин возглавил контратаку. Немцев удалось сбить с плацдарма, при этом были захвачены трофеи. Захваченный немецкий танк и два бронеавтомобиля включили в состав подвижного резерва.

9 июля 1941 года танковые соединения вермахта подошли к Витебску, появилась опасность окружения Полоцкого боевого участка. Тем не менее приказа на отступление не было. Зыгин понимал, что чем дольше ему удастся задержать немецкие части здесь, тем больше будет времени у командования на подготовку обороны Смоленска. Красноармейцам приходилось отбивать по пять атак в день, особенно тяжелые бои выдались у поселка Боровуха-1. При этом защитники осуществляли постоянные вылазки и атаковали немецкие части. Здесь немцы потеряли несколько десятков танков и более 2 тысяч своих солдат.

10 июля 1941 года войска Финляндии начали наступление по всей длине Карельского укрепрайона.
Вечером 11 июля мотопехота вермахта была встречена огнем со стороны Киевского укрепрайона. А в 300 километрах от Полоцка разворачивалось масштабное сражение начального периода Великой Отечественной войны – Смоленское. Для того, чтобы одержать в нем победу, частям вермахта на этом направлении недоставало одной из главных ударных сил - III танковой группы генерала Гота, часть которой продолжала штурм Полоцка. Кроме того через Полоцк должны были пройти линии снабжения для всех ударных подразделений вермахта этого региона. Но грузовики с боеприпасами приходилось гнать в обход, из-за чего темп немецкого наступления постоянно замедлялся.

Немцы подтянули к Полоцкому укрепрайону свежие силы подразделений 23-го армейского корпуса, в состав которых входили специальные штурмовые группы, предназначенные для подавления и ликвидации долговременных огневых точек. Поначалу гарнизоны дотов еще могли выходить из укрытия и вступать в бой с такими группами, вплоть до рукопашных схваток. Но вскоре в укрепрайоне не хватало ни людей, ни боеприпасов.

13 июля на юге части вермахта нанесли мощный удар по Киевскому укрепленному району возле села Романовка, но, встретив хорошо организованное сопротивление, поняли, что сходу оборону не прорвать. На севере СССР ситуация складывалась тревожная, финны, перехватив инициативу, метр за метром оттесняли русских. Самое тяжёлое положение сложилось у защитников Полоцка.
Немецким войскам удалось прорвать оборону на севере укрепрайона и начать продвижение к Невели. Но 174-я стрелковая дивизия продолжала удерживать Полоцкий укрепрайон, отражая атаки неприятеля в направлении Боровухи. Положение было критическим, но, несмотря на это, комбриг Зыгин продолжал контратаковать противника.

К вечеру 15 июля немецкие войска захватили левобережную часть Полоцка. Через нее немедленно двинулись транспортные колонны с топливом, запчастями и подкреплениями необходимыми для взятия Смоленска.

16 июля взят Невель, Полоцкий укрепрайон рисковал превратиться в Полоцкий котел. В этих условиях Военный совет принял решение начать отход гарнизона в сторону Великих Лук. Командование советских дивизий все еще надеялось на то, что войска оставляют эту территорию ненадолго. Ходили слухи о подкреплениях, которые должны были прислать из Сибири. Свежие части обеспечили бы решительный перелом в кампании, но их все не было.

Уничтожив все важные объекты, уцелевшие защитники Полоцкого укрепрайона начали организованное отступление. Военнослужащие шли в колоннах с боевым охранением. Задача по выходу из окружения являлась одной из самых сложных, необходимо было сохранить людей, технику и оторваться от врага. Отход частей прикрывал 1 батальон 494-го стрелкового полка под командованием капитана Кочнева, сдерживать противника остались и несколько гарнизонов пулеметных дотов. Эти несколько небольших подразделений сделали все, что могли, удерживали позиции еще несколько дней, большая часть личного состава погибла.

21 июля комбриг Алексей Зыгин организовал ночной прорыв в направлении Великих Лук, в ходе атаки полоцкие части уничтожили немецкий мотострелковый батальон и вырвались из котла.

Докладывая о захвате Полоцкого укрепрайона, генерал Герман Гот отмечал, что оборона защитников отличалась самоотверженностью. Русские солдаты дрались упорно и ожесточенно, были очень стойки в обороне, по всем данным, находились под хорошим руководством командиров.

За умелое руководство Полоцким укрепленным районом, за личное мужество и храбрость, за успешный вывод войск из окружения Алексею Зыгину было присвоено звание генерал-майора и вручен орден Ленина. В последующем он принял командование 4-й гвардейской армией. По планам генштаба, Полоцкий укрепленный район должен был удерживать противника всего 15 дней, но защитники сковали немецкие войска больше, чем на три недели, с 27 июня по 19 июля.
План «Барбаросса» предполагал взятие Москвы к 15 августа, но он был сорван. Три недели отсрочки дали советскому командованию возможность затянуть Смоленское сражение до 10 сентября, но и после его окончания части вермахта не смогли ударить по советской столице. Им пришлось повернуть на юг, чтобы сломить оборону других участков линии Сталина. Например, Киевский укрепленный район продержался почти два месяца, вплоть до 26 сентября 1941 года.